Более ста лет назад в России началась гражданская война. И она не кончилась. Не потому, что еще не осознана как исторический опыт. И даже не потому, что не все погибшие похоронены — в России вообще хоронят далеко не всех. Это из-за того, что до сих Гражданская война не была названа в контексте как предшествующих ей исторических процессов, так и в шаблонах воспоследовавших ей эффектов массового сознания. Единственная возможность что-то изменить — это начать называть. В эпоху кризиса постмодернизма Гражданская война — это не столько боевые действия, сколько память и весь спектр восприятия вариантов ее «наследия».
Это не историческое исследование, но и не философский трактат. Это исключительно публицистическая попытка еще раз повторить все то, что и так нам все давно известно, но в совершенно новом формате. В любом случае, это не декларация абсолютной истины, а лишь презентация невероятно жестко между собой связанных картин. И презентация эта, уверен, будет для многих необычной и непростой.
Первая из мировых
Если есть что-то в истории человечества максимально похожее на ад на земле — это Первая мировая война. На мой взгляд, из масштабных событий ничего страшнее, с точки зрения погруженного в события человека, на Земле не было. Разве что Шоа.
Почти на 4,5 года миллионы людей в Европе были встроены в систему по эффективному производству смерти. Производству прагматичному и организованному с истинно индустриальным размахом — это не мундиры от Hugo Boss или промышленный дизайн танков от Porsche. Все тяжело, надежно и функционально. И, как по классическому марксизму, с отчуждением человека от его труда. Больше чем в любой другой войне до или после. Никогда в истории человек на войне до такой степени не становился винтиком в машине и до такой степени не понимал, как именно отданный ему сегодня приказ связан с достижением даже тактической цели.
На Западном фронте от побережья Северного моря до границы Швейцарии протянулась непрерывная и очень стабильная линия сплошного фронта, с глубоко эшелонированной обороной с каждой стороны на километры и даже десятки километров в глубину. Десятки рядов траншей с дотами, дзотами, бетонными бункерами, рядами колючей проволоки под напряжением. Неожиданного прорыва не было, да и быть не могло. Перед каждым крупным наступлением по траншеям противника велась многочасовая и многодневная артподготовка. И те, кто выживал после этого, точно знали, что дальше их ждет наступление солдат и техники противника.
Весной 1916 года под Верденом на участке фронта 15 км шириной началось германское наступление. В сражении участвовало почти 2,5 млн человек с обеих сторон. Наступление продолжалось без перерыва четыре месяца. За это время немцам удалось продвинуться вперед на 5–7 км. При этом Франция и Германия положили на этом клочке земли без малого миллион человек. На Восточном фронте было не легче. И в Италии. И в Сербии. И в Закавказье. А еще Палестина, Месопотамия, Африка, Тихий океан, Китай. Россия, как водится, понесла самое большое количество жертв.
Первая мировая война — это единственный крупный конфликт, в котором серьезно, эффективно и методично использовалось химическое оружие. От отравления газом умирало не более 4–5% пораженных, но сотни тысяч становились инвалидами. Это вообще была война инвалидов. Антибиотиков еще не было, но хирургия уже была на высоте. Никогда до этого врачам не удалось спасти столько жизней людей, которые воспринимались уже не как люди, а как обрубки. И даже психиатрия сделала огромный шаг вперед — с практикой таких масштабов мир до этого не сталкивался.
Почему мы про это говорим? Да потому, что невозможно даже на йоту приблизиться к пониманию Гражданской войны в России, не поняв, чем была, как говорили, война «империалистическая». С какого-то момента мировая война стала еще и войной братаний. И наш — Восточный — фронт был здесь лидером. Мы можем очень долго рассуждать об усталости, дискутировать о патриотизме и долге. Но для миллионов молодых мужчин, ввергнутых в бесконечный ад траншей, артобстрелов, противогазов, колючей проволоки и сходящих с ума товарищей не мог не возникнуть простой человеческий вопрос: а ради чего? И будут ли стоить результаты той жертвы, которую они приносят ежесекундно, рискуя быть гарантированно убитыми без шансов даже на героизм?
А потом они вернулись домой. Только в России было мобилизовано более 15 млн человек. Почти 2 млн солдат и офицеров погибло и умерло от ран. И более 1 млн погибших мирных жителей. 4 млн раненых. Более 3 млн пленных. Вернулись люди, которые умели профессионально убивать из большого количества моделей современного вооружения, максимально обезличивая жертву. Восточный фронт развалился махом, и люди уходили домой с оружием. С большим количеством оружия.
А еще они принесли с собой «испанку», которая в 1919 в России положила еще 1 млн, не считая тех, что умерли от холеры и тифа.
И ради чего? В Первой мировой войне были победители, побежденные и проигравшие. Победители получили мнимую власть над миром, репарации и огромные кладбища. Побежденные получили унижение, распад, репарации и огромные кладбища. Проигравшей была Россия — она получила распад, братские могилы и Гражданскую войну.
Почему же развалилась эта блистательная империя с невероятными темпами роста экономики? Почему уставшие от войны люди продолжили воевать? Потому что в стране уже и так шла война, на которую было принято закрывать глаза.
Империя как предчувствие
Для нашей страны Гражданская война — деконструкция падающей империи. Дважды за XX век в России исчезала империя. Да еще как! Уходила с земель, которыми правила по сотне лет и больше, бросала верных ей людей в лимитрофах, а потом пыталась размахивать кулаками в бессильной злобе из-за собственной слабости, полностью детерминированной самой имперской историей.
Всю современную российскую историю кризис государства наступал из-за того, что оно становилось предельной слабым по одной причине: тотальное недоверие к собственному народу. Не просто к народу как к таковому, а к его свободе, самоорганизации, разнообразию. Российской империи было сложнее, потому что она стала испытывать кризис на этапе формирования массового общества и массового человека. Последующие кризисы и деградация случились из-за незнания истории.
Любое развитие, любой долговременный прогресс возможен только в том случае, если значительная часть людей вовлечена в значимый процесс. Так, чем больше людей вовлечено в бизнес, коммерческий сектор, рынок труда, тем больше шансов на экономический подъем. Чем больше людей вовлечено в процессы гражданского общества, демократические институты, электоральный процесс, тем выше вероятность социально-политического развития, снижения коррупции, уменьшения роли бюрократии. Чем больше решений принимается по вертикали власти, да еще и оформляется в идеологические формулы, тем ущербнее становится система и слабее власть. А уж если власть начинает применять силовые методы решения политических проблем, то это показатель того, что государство начинает входить в состояние перманентной истерики с ручным управлением процессами иллюзорной реальности и становится слабым.
Самая известная и яркая идеологическая формула Российской империи — «Православие, самодержавие и народность». Формула, безусловно, малосодержательная и манипулятивная. Вот только манипулировала власть в итоге сама собой.
Вопреки реальности, в которой люди перестали ходить в церковь, предоставляли справки об исповеди и причастии для госслужбы и воспринимали церковную структуру РПЦ как государственный департамент, они верили в существование Святой Руси.
Вопреки реальности, в которой тотальная коррупция имперских чиновников нивелировала алогичность имперского законодательства, а эффективность работы земств превышала любые государственные инициативы, они верили в самодержавие как инструмент управления в сложнейшем современном обществе.
Вопреки реальности, где многонациональное население империи начинало выстраивать в городах полноценное гражданское общество, а экономическое развитие создавало гигантское разнообразие невероятно эффективных внесословных социальных лифтов (со всеми их противоречиями) и невероятными темпами включало Россию в мировую экономику и мировые процессы массовой культуры, люди верили в загадочную «народность», которая единственная из всей «уваровской триады» является не более чем коннотацией, отражающей эмоции и заблуждения того или иного конкретного адепта русского консерватизма начала XX века.
Изменяющаяся страна вступала конфликт со слабеющим и витающим в иллюзиях государством. Иногда с серьезнейшими последствиями. Например, практически до самого конца империи в России существовала черта оседлости для еврейского населения. Современный человек, урывками знающий отечественную историю по неполноценным советским учебникам, не представляет масштабов проблемы.
Евреи не только были четвертым-пятым по численности народом империи. Россия была мировым центром культуры ашкенази, языка идиш, иудейских религиозных процессов у литваков и хасидов, сионизма, погромов и еврейского сопротивления. Из черты оседлости выходили виднейшие российские предприниматели, ученые, врачи, деятели русского авангарда, революционеры, будущие политические и военные лидеры государства Израиль, будущие американские и европейские бизнесмены, исследователи.
Еще одним дичайшим примером слепоты российского государства был Челябинский тарифный перелом. Свободный сибирский крестьянин — особенно после строительства Транссиба — стал производить в огромных масштабах зерно, которое, вне всякого сомнения, должно было вытеснить с рынка помещиков юга Европейской России, некоторые из которых не просто имели влияние на власть, но и были этой самой властью. Поэтому, вопреки реальности и наступающему из Сибири семимильными шагами будущего, был введен колониальный железнодорожный тарифный перелом, искусственно удорожающий сибирский хлеб.
Сибирское сельское хозяйство в значительной степени переориентировалось на масло, что принесло невероятные для края выгоды. Да и на переработке и перевалке зерна вырос не один город, включая Новониколаевск. Однако очень многие возможности бурного, выстроенного по американскому пути, развития Сибири были потеряны. Тарифный перелом был отменен в 1911 году, и в последние предвоенные годы Сибирь развивалась быстрее, чем когда-либо в своей истории. Но ни доверия, ни пиетета к любой власти сибиряки на момент начала революции точно не испытывали.
Поэтому когда рухнула империя, в Сибири было все несколько иначе, чем в других регионах России. Вообще, везде было по-своему. Вопреки представлениям о монолите православия, самодержавия и народности, Россия была очень разной страной, богатой именно этими различиями, хранящими инициативу и потенции для развития, которые были так бездарно растрачены и уничтожены в последующие десятилетия. Однако падение империи произошло не после отречения равнодушного и бездарного царя, а осенью 1917, когда страна стала скатываться в колею гражданской войны. И падение империи вовсе не означало автоматического падения всех иных институтов.
Василий Розанов написал знаменитую фразу: «Русь слиняла в два дня. Самое большее — в три». У этой фразы есть менее известное продолжение, подчеркивающая парадокс слабости именно государства: «Даже „Новое Время“ нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь».
Виноваты все
В гражданской войне никогда нет правых. И на интуитивном уровне это все понимают. Именно этим любая гражданская война и страшна. Дело даже не в «белом» или «красном» террорах, дело в самом формате войны своих против своих, а иногда и всех против всех.
Сейчас уже многим стало понятно, что Гражданская война в России — это война не только красных и белых, которых в данном контексте уже даже не принято брать в кавычки. Уже несколько десятилетий как в массовом сознании присутствуют «зеленые», анархисты. Приходит понимание, что и сибирские партизаны, которые воевали против Чехословацкого корупса и Колчака, никакие не красные. Проявляется Нестор Махно уже не только как загадочный эпический герой, лубочный персонаж или прообраз бандитов а-ля «Свадьба в Малиновке». Однако и эти волны сильно мифологизированы.
На удивление, самой мифологизированной остается история создания и развития РККА. Мы зачастую ничего не знаем о людях, которые действительно создали огромную, эффективную, хорошо обеспеченную военную машину, построенную на дисциплине, терроре, постоянных мобилизациях и активной эксплуатации ресурсов Центрального промышленного района, который остался в тылу у большевиков.
Если для советского человека Красной армией были Чапаев, Щорс, Куйбышев, Ворошилов и, в лучшем случае, Буденный, Крыленко, Тухачевский, то сейчас приходит понимание, что саму систему создали Лев Троцкий, Эфраим Склянский, царские офицеры и генералы. Начинают возвращаться фамилии Каменева, Вацетиса, Блюхера, Егорова. Есть еще один, как показывает практика, сложно укладывающийся в голове современного россиянина факт о Красной армии -большинство офицеров царской армии служили все-таки у красных, а не у белых.
Мифологии о Белом движении на порядок меньше — благодаря действительно серьезному интересу к нему в последние десятилетия. Однако и здесь до сих пор присутствуют чудеса. Самое распространенное — это забавный миф о монархизме и аристократичности многих белых. Также малоизвестным остается то, что все военные силы белых в совокупности были заметно меньше Красной армии, уровень дисциплины у белых был ниже. И, конечно же, они испытывали гораздо больше проблем с обмундированием, оружием и боеприпасами. Особенно на раннем этапе войны.
Еще один пласт в российском массовом сознании практически никак не отражен — это война красных, белых, регионалистов или анархистов с правительствами и армиями государств, возникших на обломках Российской империи: Польши, Литвы, Латвии, Эстонии, Финляндии, Украины, Грузии и других территорий. Особенно сложная с этой точки зрения ситуация на Украине, где гражданская война шла на обломках не одной, а двух империй — Российской и Австро-Венгерской.
Не менее загадочной остается роль интервентов, которым в советской пропаганде отводилась скромная роль «пособников беляков». Да, в массовом сознании каким-то чудом зацепились два скромных факта, которые, впрочем, остаются выпавшими из контекста. Первый факт — это то, что Гражданская война началась с мятежа Чехословацкого корпуса в Сибири, но сама по себе его роль на этом театре войны остается для народа загадкой. Второй факт — это то, что страны Антанты рационально восприняли большевистское правительство как марионеток Германии и, осуществляя интервенцию в Россию, просто пытались заткнуть дыру, возникшую в результате предательского развала Восточного фронта. А какие роли и цели в действительности были у Британии, Франции, Японии, Румынии, США, Греции, Италии? Это остается за гранью понимания.
Вообще вне сферы внимания остается оккупация огромных территорий России Центральными державами — германская оккупация Польши, Литвы, Прибалтики, Украины и Дона. Германская интервенция в Грузию. Вторжение войск Османской империи на Кавказ. И даже геноцид армян остается как бы вне этого исторического процесса.
Кроме того, есть истории эсеровского мятежа в Ярославле и Рыбинске, многочисленных крестьянских восстаний в тылу любых войск, басмаческого движение в Средней Азии, ситуация в казачьих районах и тому подобное. Они не вписываются в стандартизированную картину мира и вовсе не воспринимаются как стороны в войне.
Серьезными пробелами особенно грешит представление о начале гражданской войне — редко кто знает, что такое Комуч и Уфимская директория. И даже Временное Сибирское правительство и Петр Вологодский, в отличие от адмирала Колчака, не настолько известны, чтобы считаться частью народных представлений о Гражданской войне в России.
Вообще Сибирь в период Первой мировой и Гражданской войн — это малоизвестная страница истории. Огромное количество переселенцев первого поколения, в том числе латышских, эстонских, латгальских и немецких колонистов, которые не владели русским языком, большое число эвакуированных из прифронтовой зоны беженцев, крупные лагеря многоязычных австро-венгерских и германских военнопленных, растянувшийся от Пензы до Владивостока Чехословацкий корпус.
К весне-лету 1918 года к этому присоединяются вернувшиеся домой с фронтов солдаты-сибиряки, пришедшие из степных станиц казаки, бежавшие с распавшегося фронта офицеры, депутаты разогнанного Учредительного собрания и случайные люди. Именно поэтому Сибирь, наряду с Югом, Прибалтикой и Севером, стала одним из центров белого движения и одновременно одним из крупнейших партизанских краев. В годы Гражданской войны Сибирь становится одним из самых значимых районов страны, в котором происходят важнейшие события почти мирового значения.
Где уж в такой ситуации говорить о том, чтобы задуматься о вине участников. Или хотя бы о том, почему на Дону военные действия уже шли в конце 1917 года, когда до начала войны, вроде как, оставалось еще почти полгода. Японская интервенция началась в начале апреля 1918 года — то есть за месяц до мятежа Чехословацкого корпуса. А корниловский мятеж был вообще еще до октябрьского переворота. Что это, как не гражданская война?
Но самое главное в понимании тех процессов — это не исторически верная идентификация сторон, а понимание на простом человеческом уровне, что именно значит фраза «брат на брата»? Что это не только литература типа «Тихого Дона» Шолохова, «Разгрома» Фадеева, «Конармии» Бабеля или «Белой гвардии» Булгакова — это конкретные человеческие судьбы, которые были поставлены на кон, исходя как из абстракций и идеологии, так и из личных взаимоотношений и обид. Вот прямо сейчас представьте, что вы начнете воевать со своим братом. Это война гражданская — в ней виноваты все.
Продолжение следует...
Дмитрий Холявченко, специально для Тайги.инфо
Источник: https://tayga.info/140934
